День выдался мерзейшим. Мои утренние надежды на прояснение не оправдались, на улице по-прежнему моросил дождь. Был полдень, но небо заволокли унылые серо-черные тучи. Лужи успели аккупировать большую часть пространства, стать глубокими и по-зимнему холодными, так что приходилось с опаской передвигаться по вражеской территории. Нацепив черный зонтик вместо шляпы, я брел к остановке и боялся опаздать на последнюю по времени маршрутку. Опаздаю на нее - опаздаю на спецкурс "Любовь как проблема культурологии". Одно название чего стоит, а если знать, что ведет этот спецкурс один из лучших преподавателей факультета, добрый и мудрый дедушка Балакин, то станет ясно, что прогуливать мне не хотелось до ужаса. Я никогда не считал себя ботаником, но учиться люблю. Периодически. Кто же виноват, что такие периоды в моей ленивой жизни случаются очень часто? Я невольно улыбнулся, размышляя на эту тему, и прибавил скорости. На маршрутку я успел благодаря чуду, своим ногам и пешеходам, переходившим зебру и затормозившим собой нужный мне транспорт. Неловко тряхнув слегка ржавым зонтиком, я поспешно его сложил и забрался на задние сидения. Мое нарождающееся хорошее настроение не смогло убить даже диско, которое звучало на весь салон. Не играло, не пело, а именно звучало довольно приятным, но далеко не красивым голосом певца. Я отвернулся к запотевшему окну, провел по нему рукой. По моей ладоне тут же побежали холодные тонкие струйки. Я передернул плечами и посмотрел в прояснившееся окно. На следующей остановке в салон, сверкая нижним бельем, выглядывающим из-под короткой курточки и приталенных джинс, вошла гламурная девица с кучей железа на теле и в нем. Я иногда боюсь за тех красавиц, что носят в своих маленьких ушках столь массивные кольца-серьги. Кажется, еще немного, одно неловкое резкое движение, и эти украшения порвут мочку и упадут под ноги сидящих вокруг людей. Девице диско не пришлось по вкусу, она врубила музыку на своем сотовом. Я возвел глаза к потолку салона и сжал губы. Мне всегда интересно, неужели люди, сочиняющие песни из слов "Я тебя люблю, я плачу, я хочу", надеятся, что кто-то будет слушать их произведения дольше одной недели? Наверное, я так боюсь сочинять песни, потому что не хочу, чтобы кто-то требовал от меня подобных шедевров и спрашивал, когда же будет написана гениальная песенка о любви.
Маршрутное такси проезжало остановку за остановкой, с двух сторон мои уши тиранили сливающиеся в какафонию песни, а я вспоминал эпизод из детства. Мне было пять или шесть. Еще был жив дедушка Ваня, а значит, я пребывал в блаженном неведении относительно существования смерти. У меня пока почти не было друзей во дворе, но родители и прочие родичи уже начинали активно выпихивать меня на улицу, чтобы "погулять вокруг дома". Я сидел в той комнате, где раньше стояла кровать бабушки Любы, и разыгрывал очередной спектакль, где был постановщиком, одним из актеров (в роли остальных выступали резиновые и пластмассовые игрушки) и единственным зрителем. Перед этим мы играли с другом, пришедшим ко мне в гости, но я так волновался и путал слова, что друг не понял правил игры, заскучал и уше домой. Взяв в руки любимый красный самолетик и не менее любимого Храброго Кролика, я вдруг ощутил себя стариком. Друг даже не пытался придумать новую игру, он действовал по правилам и не особо хотел меня понимать (максимализмом я страдал задолго до подросткового возраста). Сейчас он либо есть невкусную молочную кашу или гоняет на четырехколесном велосипеде, а я сижу и рассказываю новую сказку. Это плохо, конечно, что никто не слышит. Я ведь ее скоро забуду. Ну, ничего! Я вырасту и сочиню сказку лучше. Дедушка учит меня читать, значит, скоро я смогу знакомиться с чужими сказками и записывать свои в тетрадку, которой будет целых 24 листа!
Мне было пять или шесть лет. Я сидел один и мечтал придумать хорошую сказку, которую запомнят на долгое-долгое время. Мне казалось, что на самом деле прожиты уже многие жизни, что я старше всех взрослых в доме. Уже тогда в этом было что-то неправильное. Все считали, что я маленький и должен быть им. Уже тогда мне не хотелось всех разочаровывать, и приходилось говорить глупости, делать то, что правильно, не искать приключений. Иногда я срывался с места и бесстращно уходил гулять с друзьями далеко от дома. Мы лазали в чужие сады, воровали яблоки на спор, играли в догонялки, изображали из себя героев любимых мультиков. Но странное чувство взрослости уже не отпускало меня, живя где-то глубоко, крепко зацепившись за мою душу.
Все, что не было наполненно смыслом, все песни-однодневки раздражали меня. Я не понимал, зачем нужно писать подобную чепуху. Потом по старенькому советскому телевизору я случайно увидел два клипа. Первым оказался "Дождь" ДДТ. Мне было уже лет восемь, когда я прильнул к выпуклому серо-черному экрану, на котором под грустную музыку строился игрушечный городок. Было так жаль видеть, как армия злых машин и солдатиков его разрушает! Но чем сильнее была обида на злодеев, тем радостнее было, когда какой-то бородатый дяденька, похожий на отца, начал строить новый городок, на месте прежнего.
Имя певца второго клипа я запомнил еще тогда, когда увидел. Впрочем, мне уже было одиннадцать. Все друзья и знакомцы фанатели по какому-то попсовику, мне тоже было пора приобщиться к сему таинству, но никого достойного на роль Идола у меня не было. Наконец я увидел Влада Сташевского, грустного принца, который пел: "Нет друзей и нет врагов". Мне захотелось стать похожим на черного принца, что остался совсем один, но не сломался. Сташевский не стал для меня кем-то идеальным, чем-то недостижимым. Этот человек был мне симпатичен, не более того. Но хотелось быть не хуже его принца, у которого не было ни друзей, ни врагов.
Слушать и лююить после этого всяких там Киркоровых и иже с ним? У меня никогда не получалось. Братцу вот это далось без особого труда, но он совсем другой и другого хочет от жизни. Он практик, я теоретик, он - дитя подворотен, я - парков и скверов. Слишком разные, чтобы понять друг друга, говорящие на разных языках. С этой девушкой, гонявщей по плейеру на сотовом телефоне, я тоже не смог бы найти общего языка, поэтому молчал, размышлял и смотрел в окно. Мне было ее жаль до легкого презруния, поэтому я немного стыдился своего осуждения. Но по-другому я не мог.
Маршрутка затормозила рядом с моим корпусом, я вышел из нее, раскрыл зонтик и побрел на учебу. Учиться понимать любовь в контексте культуры.
@темы: мысли, настроение, о дружбе, творчество, о буднях, о природе
Прекрасно сформулировано. И очень, очень знакомо. Боги, у меня почти не было друзей-ровесников в те годы... Мне было интересно с некоторыми взрослыми - но... и с ними частенько наступало разочарование, когда они искренне не понимали того, что им говорилось, иногда даже слов и понятий, они знали не больше, чем им следовало знать и понимать. И, как ни странно, в детстве это не казалось странным, простите за повтор. И только сейчас начинаешь задумываться - а может, действительно, "прожиты уже многие жизни"? То есть, не вундеркинд я, впоследствие никаких особых способностей не проявилось - обычный человек. Только жадный до информации. Значит, на каком-то фундаменте относительно окружающих такие люди стоят уже изначально? Мне,правда, от этого не холодно, не жарко. Вернее даже, скорее, холодно...
Кстати, обожаю этот клип ДДТ. Да я, практически, все творчество ДДТ обожаю. И вполне соглашусь по поводу музыки. Правда, я давно это так живо не воспринимаю - просто нет сил реагировать на бабочек-однодневок. Будь то деффачки, или песенки... все, что зовется емким словом - попса. Просто знаю, что это не мой мир - да и слава богу, что не мой
А не реагировать на попсу приходилось себя заставлять. Но не чувство такта в конце концов возобладало. Просто, опять же, не стало сил бороться с
Но вот теперь такая ситуация: целый день в нашей лаборатории звучит Она, родимая. Коллеги, одна или другая, включают свои компы, и - пошло по кругу несколько сборников. Я не слушаю, я занимаюсь делом. Но, идя домой, ловлю себя на бесконечном повторении какой-нибудь бредятины
То не выпь кричит в лесу, не медведь ревет,
Не хохочет то кикимора поганая,
То из чащи из густой, из трясин-болот
Приползла на Русь попса окаянная.
Извивается она змеей-полозом,
Да манИт к себе диковинным обликом.
И поет она, кричит дурным голосом,
Кто послушает - становится козликом.
И обличья принимает все разные -
То беззубым обернется проказником,
То девицею заплачет несуразною,
А то - зайкою, то - рыбкой, то - тазиком...
А внутри попса фанерой набитая,
Едут вслед за ней продюсеры грозные,
Едут вслед за ней продюсеры хитрые,
На борзЫх конях, да сами-то борзые.
В чистом поле ветер злится,
В небе звездочка блестит.
Крыша едет, крыша мчится,
Крыша по полю летит...
Видимо, стоит ее ка-нибудь выложить.