Я безбожно простыл, поэтому пришлось отказать во встрече аж трем важным людям. Двум дурзьям и девушке, которая, судя по всему, хочет моего участия в литературном альмонахе, издаваемом филфаковцами. Обидно... Но из этой обиды, температуры и общего бредового состояния родился новый кусок "Записок..." Что ж, не с моей ленивой и своевольной музой отмахиваться от таких щедрот пусть больной фантазии.
____________
- Почему Вы ничего им не сказали, Наставник? – почти обиженно произнес я однажды. – Ведь они были не правы!
- Рано или поздно братья во ожидании это поймут, - мягко произнес шагающий по засыпанной осенней листвой дорожке монах. Мы все дальше и дальше уходили прочь от Ордена Ждущих. Во мне клокотала обида на весь свет. Я был с учителем весь вчерашний вечер и знал, что к пропаже ценной книги из закрытых фондов он отношения не имеет. Но нашлись трое старших братьев, которые якобы видели кого-то похожего на моего Наставника. Эти паршивцы путались по мелочам и все косились на одного сухонького нервного магистра, но поверили все равно им, а не шестнадцатилетнему сопляку. Не мне.
читать дальше- Успокойся, Сей, - этот странный старик редко называл меня моим именем. Ему больше нравилось прозвище Лисенок. Им меня наградили после того, как я по глупости и спеси поспорил, что выпью ведро Ража Оранжа. Так высокопарно называли зелье-энергетик, усиливающее способности в несколько раз даже у самого слабенького мага. Гадость неимоверная! У меня потом неделю во рту вкус дерьма и серы был, а еще рыжие с прозеленью волосы, как у королевских лис. Дел я тогда наделал… много. Главный дворик потом долго по кусочкам собирали. И это при том, что тогда мне никаких боевых заклинаний известно не было. На ходу ваял. Вообще-то розги у нас не в чести. Учителя больше уговорами да увещеваниями наказать пытаются. Иной раз о розгах почти с любовью думаешь после четырех часов беспрерывного чтения нотаций. Но за историю с самолично составленным Ражем (дело, в общем-то, не хитрое, но большого количества редких ингредиентов требующее) меня отстегали так, что до сих пор на заднице шрамы остались. Я и сейчас невольно поморщился, вспоминая историю с публичным бичеванием. Наставник воспринял мою гримасу на свой счет.
- Не надо, мальчик. Книга, которую умыкнули, не из тех, что можно долго хранить в тепле и секрете. У нее свой секрет, известный очень немногим. Месяца не пройдет, как чудеса в округе твориться станут. Они и наведут на тайник.
- Тогда почему мы уходим все дальше? Подождем, нас потом на руках обратно приволокут, - я потер лоб холодной ладонью. Мда, лихорадит. Когда мне не повезло с простудой повстречаться? До ближайшего селения еще далеко, и неизвестно, сколько лекарств смог запихнуть Наставник в свою полупустую котомку. Протерпеть до людского или гномьего поселения или сказать правду да срочно начать лечиться, чтобы потом возни было поменьше? Мое подростковое упрямство и смущение заставили меня стиснуть зубы и как можно рассеяннее обозревать округу. Смотреть здесь было на что.
По ту сторону гор, которые мы уже два дня как прошли насквозь, были чудесные сосновые леса. Дикая холодная к чужакам красота въедалась в душу, запоминаясь изящным узором трещин на старых расщепленных молниями стволах, взволнованным разговором длиннохвостых белок, забравшихся на толстые нависающие над дорогой ветки, шорохом листвы и иголок под ногами, бесконечно голубым небом над головой и заинтересованным, но не голодным взглядом волка, замершего на пригорке шагах в тридцати от нашего пути. Сладкий чистый воздух пьянил, нагонял тоску, возникавшую во мне всякий раз, когда я хотел что-то зарисовать, но понимал: не мое это, не сумею. Не моими грубыми пальцами выводить узоры строго следящего за каждым моим шагом мира под жарким, ласковым солнце. Был бы я хотя бы поэтом, так может и нарисовал картину нужными, правильными словами. Однако с этим у меня тоже в ту пору не ладилось. Я и не заметил, как успокоился, отвлекаясь на философские мысли, и потому слегка удивился ответу, которого уже и не ждал.
- Это очень важно, мой мальчик, учиться у людей, учиться с людьми, примеряя на себя одежды домоседа. Кто-то иной жизни не желает, и в этом есть своя правда. Особенно, если человек до того прошел через муки и потери. Мне же всегда везло. Я вырос в Храме Истинного мессии, прожил там довольно долгую и плодотворную жизнь. Мне дорого это время, беззаботное прошлое. Но дальше так продолжаться не может. Много книг в хранилищах нашего ордена, но не все опишешь словами. Некоторые вещи надо пережить, оставив шрамы на изнеженной коже. Ты не обязан идти вместе со мной, ведь то место было твоим вторым домом. Просто… - старик на мгновение замялся, словно собираясь с духом. – Просто кажется мне, дурачине, что и тебе эта прогулка будет полезной. Я не ведаю, что ждет нас впереди. Может там смерть, может богатства и слава. Но ни того, ни другого, ни третьего я не боюсь и тебя хочу научить тому же. Как думаешь, получиться?
Я покраснел от его хитрой пронизывающей душу улыбки. Что можно ответить на такое? Мои холодные пальцы осторожно протиснулись в сухую сжатую в кулак и на удивление горячую ладонь уже не смотрящего в мою сторону Наставника. Он сбился с шага, но крепко, до боли сжал мои тонкие длинные пальцы в своей руке. А потом этот удивительный человек сурово отчитал за молчание по поводу простуды, смущая меня еще больше. Шаг за шагом мы приближались к краю мира, ничуть по этому поводу не волнуясь.