Выбегая на улицу, я угрюмо морщил нос и чертыхался на японском. читать дальшеПрохожие предпочитали не обращать на меня никакого внимания, так что все было замечательно в этом отношении. Не люблю, когда во время вспышек хандры и раздражительности кто-то пытается поднять мне настроение или же наоборот поддеть. Ни чем хорошим это для нас обоих не кончается. Лучше уж я успокоюсь самостоятельно, чем разорву с каким-то бедолагой дружеские отношения и вернусь с ним к состоянию просто знакомых людей.
День выдался мерзейшим. Мои утренние надежды на прояснение не оправдались, на улице по-прежнему моросил дождь. Был полдень, но небо заволокли унылые серо-черные тучи. Лужи успели аккупировать большую часть пространства, стать глубокими и по-зимнему холодными, так что приходилось с опаской передвигаться по вражеской территории. Нацепив черный зонтик вместо шляпы, я брел к остановке и боялся опаздать на последнюю по времени маршрутку. Опаздаю на нее - опаздаю на спецкурс "Любовь как проблема культурологии". Одно название чего стоит, а если знать, что ведет этот спецкурс один из лучших преподавателей факультета, добрый и мудрый дедушка Балакин, то станет ясно, что прогуливать мне не хотелось до ужаса. Я никогда не считал себя ботаником, но учиться люблю. Периодически. Кто же виноват, что такие периоды в моей ленивой жизни случаются очень часто? Я невольно улыбнулся, размышляя на эту тему, и прибавил скорости. На маршрутку я успел благодаря чуду, своим ногам и пешеходам, переходившим зебру и затормозившим собой нужный мне транспорт. Неловко тряхнув слегка ржавым зонтиком, я поспешно его сложил и забрался на задние сидения. Мое нарождающееся хорошее настроение не смогло убить даже диско, которое звучало на весь салон. Не играло, не пело, а именно звучало довольно приятным, но далеко не красивым голосом певца. Я отвернулся к запотевшему окну, провел по нему рукой. По моей ладоне тут же побежали холодные тонкие струйки. Я передернул плечами и посмотрел в прояснившееся окно. На следующей остановке в салон, сверкая нижним бельем, выглядывающим из-под короткой курточки и приталенных джинс, вошла гламурная девица с кучей железа на теле и в нем. Я иногда боюсь за тех красавиц, что носят в своих маленьких ушках столь массивные кольца-серьги. Кажется, еще немного, одно неловкое резкое движение, и эти украшения порвут мочку и упадут под ноги сидящих вокруг людей. Девице диско не пришлось по вкусу, она врубила музыку на своем сотовом. Я возвел глаза к потолку салона и сжал губы. Мне всегда интересно, неужели люди, сочиняющие песни из слов "Я тебя люблю, я плачу, я хочу", надеятся, что кто-то будет слушать их произведения дольше одной недели? Наверное, я так боюсь сочинять песни, потому что не хочу, чтобы кто-то требовал от меня подобных шедевров и спрашивал, когда же будет написана гениальная песенка о любви.
Маршрутное такси проезжало остановку за остановкой, с двух сторон мои уши тиранили сливающиеся в какафонию песни, а я вспоминал эпизод из детства. Мне было пять или шесть. Еще был жив дедушка Ваня, а значит, я пребывал в блаженном неведении относительно существования смерти. У меня пока почти не было друзей во дворе, но родители и прочие родичи уже начинали активно выпихивать меня на улицу, чтобы "погулять вокруг дома". Я сидел в той комнате, где раньше стояла кровать бабушки Любы, и разыгрывал очередной спектакль, где был постановщиком, одним из актеров (в роли остальных выступали резиновые и пластмассовые игрушки) и единственным зрителем. Перед этим мы играли с другом, пришедшим ко мне в гости, но я так волновался и путал слова, что друг не понял правил игры, заскучал и уше домой. Взяв в руки любимый красный самолетик и не менее любимого Храброго Кролика, я вдруг ощутил себя стариком. Друг даже не пытался придумать новую игру, он действовал по правилам и не особо хотел меня понимать (максимализмом я страдал задолго до подросткового возраста). Сейчас он либо есть невкусную молочную кашу или гоняет на четырехколесном велосипеде, а я сижу и рассказываю новую сказку. Это плохо, конечно, что никто не слышит. Я ведь ее скоро забуду. Ну, ничего! Я вырасту и сочиню сказку лучше. Дедушка учит меня читать, значит, скоро я смогу знакомиться с чужими сказками и записывать свои в тетрадку, которой будет целых 24 листа!
Мне было пять или шесть лет. Я сидел один и мечтал придумать хорошую сказку, которую запомнят на долгое-долгое время. Мне казалось, что на самом деле прожиты уже многие жизни, что я старше всех взрослых в доме. Уже тогда в этом было что-то неправильное. Все считали, что я маленький и должен быть им. Уже тогда мне не хотелось всех разочаровывать, и приходилось говорить глупости, делать то, что правильно, не искать приключений. Иногда я срывался с места и бесстращно уходил гулять с друзьями далеко от дома. Мы лазали в чужие сады, воровали яблоки на спор, играли в догонялки, изображали из себя героев любимых мультиков. Но странное чувство взрослости уже не отпускало меня, живя где-то глубоко, крепко зацепившись за мою душу.
Все, что не было наполненно смыслом, все песни-однодневки раздражали меня. Я не понимал, зачем нужно писать подобную чепуху. Потом по старенькому советскому телевизору я случайно увидел два клипа. Первым оказался "Дождь" ДДТ. Мне было уже лет восемь, когда я прильнул к выпуклому серо-черному экрану, на котором под грустную музыку строился игрушечный городок. Было так жаль видеть, как армия злых машин и солдатиков его разрушает! Но чем сильнее была обида на злодеев, тем радостнее было, когда какой-то бородатый дяденька, похожий на отца, начал строить новый городок, на месте прежнего.
Имя певца второго клипа я запомнил еще тогда, когда увидел. Впрочем, мне уже было одиннадцать. Все друзья и знакомцы фанатели по какому-то попсовику, мне тоже было пора приобщиться к сему таинству, но никого достойного на роль Идола у меня не было. Наконец я увидел Влада Сташевского, грустного принца, который пел: "Нет друзей и нет врагов". Мне захотелось стать похожим на черного принца, что остался совсем один, но не сломался. Сташевский не стал для меня кем-то идеальным, чем-то недостижимым. Этот человек был мне симпатичен, не более того. Но хотелось быть не хуже его принца, у которого не было ни друзей, ни врагов.
Слушать и лююить после этого всяких там Киркоровых и иже с ним? У меня никогда не получалось. Братцу вот это далось без особого труда, но он совсем другой и другого хочет от жизни. Он практик, я теоретик, он - дитя подворотен, я - парков и скверов. Слишком разные, чтобы понять друг друга, говорящие на разных языках. С этой девушкой, гонявщей по плейеру на сотовом телефоне, я тоже не смог бы найти общего языка, поэтому молчал, размышлял и смотрел в окно. Мне было ее жаль до легкого презруния, поэтому я немного стыдился своего осуждения. Но по-другому я не мог.
Маршрутка затормозила рядом с моим корпусом, я вышел из нее, раскрыл зонтик и побрел на учебу. Учиться понимать любовь в контексте культуры.