Самодельные мысли, яркий отблеск цветов,
Я разорван на смыслы, на картинки миров.
Не забыт и не брошен, но одна лишь луна
Навещает в миг грусти, дорога мне она.
Не пустует каминная, каждый день - новый гость.
Я не принц, моя милая. Опираясь на трость,
Я стихи декламирую и смеюсь невпопад,
Не кляну жизнь постылую, каждой капле я рад
Этой жизни обыденной или полной идей
Той своей лишь вселенной, где сквозь призрак потерь
Душу вновь я отряхивал, к новой сказке готов.
Рыцарь странный заглядывал из обветренных снов.
Мы звенели бокалами, пили горечь вина.
Он бренчал тихо латами, колыхалась свеча...
Я смотрел в ночь безлюдную, пил не кровь, лишь вино,
Вспоминал то, что выкинул. Вновь открыто окно...
Ветер в волосы впутывал аромат прелых трав,
Рыцарь сладко похрапывал, от успехов устав.
Я смотрел в лицо спавшего, вспоминал первый бой,
Где тащил друга павшего всей разбитой спиной.
Прогулявшись по сообществу философских картинок, нашел любопытную ссылку. Своеобразная же у автора эстетика женского тела! )
www.photosight.ru/users/16172/
У меня дома очень легко что-то забыть. Люди приходят в гости, мы так или иначе общаемся (дружу я с совершенно разными людьми), потом наступает поздний вечер. Прощание со множеством слов, хлопки по спине или крепкое рукопожатие. Кульминационный звук закрываемых дверей. Если не напоминаю гостям, что надо бы проверить, все ли взято, то обязательно нахожу чей-то зонтик, кофту, зарядное устройство, даже очки. Уже и не вспомнить все, что у меня было забыто. Эх, иногда чувствую себя хозяином дома-пылесоса, что засасывает в себя чужие вещи с одной лишь целью: чтобы пришедшие однажды вернулись вновь. 
Он сидел на моем подоконнике и болтал ногами в черной беззвездной ночи. Я судорожно проглотил айран, который пил из маленькой пластиковой бутылочки, и зябко передернул плечами. В распахнутое окно врывался безжалостный зимний холод.
- Ты что Карлсон? - задал я самый глупый вопрос на свете. Человек в аляповатом, цветастом кимоно обернулся и мягко, чуть виновато улыбнулся:
Зажег подсвечники-раковинки и ароматический лимонный конус. В колонках музыка из Хеллсинга. Экран заволакивает дым благовоний, чуть жужжит рассерженный этим комп. С улицы доносится безразличный ко всему шум толпы и машин. В моих руках коричневая пиала "под кожу", из которой я меланхолично потягиваю душистый горький чай из смеси зеленого и белого с кусочками фруктов и лепестками цветов. С трудом, но все же потихоньку догрызается почти бесвкусная печенька с двойной надписью "Мария". На сломанном крутящемся стуле спит гордый и умученный сегодняшними впечатлениями кот. Когда ему что-то снится, он дергает ногами и хвостом. Кресло деает круг под его стоны и фырки, чтобы застыть до следующего раза. О неяркий свет светильника над моей головой бьется безумно упорный, отчаянный мотылек (или это какой-то другой крылатый его собрат?). В отсветах свечи блестит загадочно и томно голубая маска из голубиных перьев, на меня с черно-белой маленькой фотографии смотрит ныне покойная бабушка. Я чертовски на нее похож: такое же спокойное, при первом взгляде безымоциональное лицо с темными внимательными глазами, выдающими нас с ней с головой. В этих глазах смех и грусть, гордость и примирение с жизнью, каждому свое. Смотрю на нее и на черно-серебряный сотовый телефон. Они оба молчат, заодно со мной. Лишь какой-то джирокер в колонках дерзко поет о ночной девочке.
Гости больше не придут. Может, оно и к лучшему. Мне не так часто удается побыть действительно одному, чтобы обдумать свои планы на будущее. Но все-таки после таких дум я вновь и вновь прихожу к банальной мысли, что Сей Лирая - существо социальное, одному ему скучно. Хочется услышать чей-то живой голос. Но придется потерпеть...
Не часто рассуждаю на тему политики-истории, потому что могу увлечься и потерять привычное спокойствие и умиротворенный вид. Мда... вот вам и пудель...